От беды до беды, от звезды до звезды…

Материал впервые был опубликован в №19 (557) от 16 мая 2014 года

Спроси меня, кого бы я «включила» в свой семейный «Бессмертный полк» кроме отца и двух младших братьев мамы, тут же бы назвала Петра Степановича Курочкина из дальней деревеньки Красные всходы в Ершовских окрестностях. Жаль только, что не удалось разыскать его фотографию – много лет прошло с нашей встречи с фронтовиком, но тогда районка опубликовала очерк про него без снимка. А сегодня, когда Петра Степановича уже давно нет с нами, когда на его подворье живут купившие у сына дом чужие люди, не ведающие о счастье в этих стенах вернувшегося с войны солдата, нигде не осталось даже маленькой карточки. Сын далеко, разве что на погосте, на памятнике. Да и где он, этот погост и этот памятник… Так что доверимся живой памяти об этом человеке. Он ее достоин.

Текст Тамары СЕМЁНОВОЙ

Первый раз мы виделись с ним за год до 50-летия Победы, и хотя поговорили совсем накоротке, он хорошо запомнился, чем-то зацепил. Но и после еще одной встречи мне все равно трудно объяснить, почему от общения с ним остается обнадеживающая, успокаивающая радость. Несмотря на тяжелый вздох Петра Степановича: «Да, годы прошли, тяжело даже рассказывать»… Но это эхо пережитого горя, ужасов войны, боли утрат, страданий, – оно аукнулось только один-единственный разок. Без ропота, без жалобы, без укоризны. С деликатностью прекрасно воспитанного человека – нельзя огорчить того, кто рядом, нельзя опечалить, нельзя пересовывать свою ношу на чужое плечо – он рассказывал (что поделаешь, спрашивают) о своем житье-бытье.

Было уже восемь лет, как Петр Степанович овдовел.

Кавалер двух орденов Славы, двух орденов Великой Отечественной войны первой степени, медали «За отвагу».

Все нажитое богатство – клочок родной земли (он здесь родился) да дом, что они с женой Шурой, считай, весь, кроме сруба, сладили своими руками. В этом доме часто бывали журналисты. И не только местные, но и областные. Как-то даже Центральное телевидение пожаловало. Но Петр Степанович за передачей, где его показывали, не уследил.

Личный «объектив» Великой Отечественной

Солидная стопка юбилейных книг к разным датам Дня Победы. Все – с дарственными надписями, с печатями. Их дарил ему начальник Кубинского сельпо, подполковник: «Петь, рубашки там всякие – это так… А книги – это память!»

Петр Степанович бережно выносит юбилейную фотопамять государственного масштаба. Парады, боевые победы, атаки на «ура!..» То, что помнит про войну лично он, ни в один объектив этих красочных тяжеленных альбомов не попало…

Сталинград. Декабрь 42-го. Самое тяжелое ранение. «Вообще у меня пять «дырок» – два осколочных ранения, два ножевых и одно пулевое»…

Пятерым, в том числе и ему, было приказано убрать в одном из полуразбитых домов пулеметные гнезда. Сначала закидали противника гранатами, потом стреляли, потом кончились патроны и началась ножевая схватка.

Петру «достался» немец в возрасте – где-то за 30 лет, коренастый, крепкий. А худенькому Курочкину – двадцать один год…

Летели эти двое в смертельной схватке по лестничным ступеням с третьего этажа. Жив остался Петр. Да и остальные четверо тоже. Одного в плечо ранило, другой схватился за лезвие ножа и вывернул его у немца. Потому и был в крови…

В рукопашном бою Петр Степанович побывал дважды. Один раз ничего, один раз бок пропороли. Фиолетовая вмятина осталась на всю жизнь. Но не на этом заостряет внимание: «Немец боится рукопашного боя!»

Попал как-то солдат Курочкин и под конницу, под удар клинка. Вроде какие-то казаки за немца что ли были, так в горячке он и не понял. Удар почувствовал, а потом – что это хлюпает в сапоге? О, полон сапог крови. Сел, разулся, обработал рану известным деревенским способом – «живой водой», замотал сухой портянкой, а мокрую, кровяную – на здоровую ногу. И дальше воевать…

Двадцать граммов – хорошо, не в сердце

В 1946 году у Петра Степановича пошел осколок. Сначала открылась рана. Температура поднялась «на весь градусник, больше некуда было». Жена запрягла Сивку и повезла мужа в Звенигород. Бывший военный хирург Михаил Иванович Бондаренко «поколдовал» над раной, Петру Степановичу полегчало, а когда дома стал делать перевязку, почувствовал – что- то цепляет. Опять к хирургу. Тот заговаривал-заговаривал бывшего вояку, а потом как дернул!..

Осколок стоял узким концом вверх, а широким, с зазубринами, продрал тело…

Завернули его в марлю и долго хранили в сундуке. Весил осколок 21 грамм.

Где-то, думается, ведь и сейчас лежит эта военная реликвия, дважды ранившая солдата. Даже если выбросили, потеряли, не могла эта железка со следами живой крови «раствориться». Где-то ведь лежит, затянутая землей и травой, как и положено осколку войны…

Из одиннадцати погибли шестеро

Всего Курочкиных ушло на фронт 11 человек. Шестеро погибли. Дядя Петра и двое двоюродных братьев – под Москвой. Старший брат Иван лег на Брянской земле. Остались сиротами трое маленьких сыновей. Два его мальчика – четырех и шести лет – умерли, когда 28 дней все деревенские прятались в лесу от немцев. Был страшный мороз, а ютились в ямках… Детей похоронили в братской могиле в Кораллово.

Младший брат Коля – лейтенант, командир танка погиб геройской смертью на Смоленщине. Когда его танк подбили и он загорелся, Николай, раненный в голову, скомандовал вести танк на станцию, где у немцев было сосредоточена техника и горючее. Горящий танк ворвался на станцию и крушил все вокруг, пока не взлетел на воздух.

Сестра Анюта была медсестрой.

«Давай-ка, Петь, обратно в Сталинград!»

…После самого тяжелого ранения Петр Курочкин около девяти месяцев пролежал в госпитале в Сибири. В конце 1943 года его стали готовить к выписке домой с инвалидностью. «Петь, война идет, чего ты домой поедешь? Давай обратно в Сталинград», – стал уговаривать его один подполковник. «Как в Сталинград?» – ошарашенно спросил Петр. Как уж подполковнику удалось, или верно просчитал человека, но комиссованный Курочкин отправился, все еще опираясь на палочку, восстанавливать мирную жизнь в городе, где пролилась и его кровь.

Сначала жили в палатках, потом стали делать тесовые бараки. Петра назначили табельщиком на одном из восстанавливающихся заводов. А потом послали на Ставрополье, вербовать людей в Сталинград, чтобы поднимать город из руин. Завербовал он более шести тысяч человек! Сравнялось ему тогда 22 года…

Завербованные были в основном девушки. Как-то на станции перед отправкой эшелона одна старушка подошла к вагону: «Куда ж вы едете, миленькие, вы же погибнете там, там же разруха!» «Ты что, бабуся, ты что? – вскинулся вербовщик. – Ты не понимаешь, что идет война?!» Даже за оружие хватался…

В Ставрополе он купил себе папаху и ходил в ней по Сталинграду. Девчата, бывало, окружат его: «Петь, вы нам хорошую работу обещали, а вышло что ж?»

И начинает Петр «угомонять»: «Девочки, да какая хорошая работа при такой беде?» Поговорит с ними по-дружески, степенно, чтобы душу им отвести. Ну и притихнут.

Возвращение к родному порогу

Парень он был симпатичный. Спиртного до войны в рот не брал, не курил. Не закурил и на войне. Нравился он многим, да и влюблялись в него многие девушки. А он приглядел одну, в красной косыночке, ходила на колонку воду брать. Как увидел – и все, 48 лет прожили они с Шурой душа в душу. И были у них, как говорит, «и клад, и лад».

В 1945 году вышел указ Сталина, что все инвалиды демобилизовываются из армии и могут выбирать место жительства в любой точке Советского Союза.

Петру Курочкину эту точку не надо было искать: родная деревня, родной дом ждали солдата. Деревня, где он с восьми лет после смерти отца стал работать в колхозе. Серпом разрезал связки у снопов перед обмолотом, лошадей водил. В 12 лет стал кладовщиком! Не гляди, что всего и образования-то было – неоконченные четыре класса. Потом стал счетоводом, и председатель колхоза очень ценил его за сметливость и порядочность. Он настолько доверял своему незаменимому Пете, что когда тот предложил переименовать деревню (а значит, и колхоз), сразу согласился. Так и стала Сосуниха Красными всходами.

Вот сюда-то и стал собираться Петр Степанович со своей Шурой на мирное жительство из Сталинграда. Как же его уговаривали остаться! Все уже поняли этого человека: что ни попроси, что ни обяжи, кажется, и выполнить неизвестно как, а он спокойно и умно все исполнит. Мужская жилка, ответственность проявились у него рано. Ему, восьмилетнему, после скоропостижной смерти отца пришлось быть старшим: Коле шесть лет, Нюре четыре, а Кате два годика. Вот и досталось ему и корову доить, и картошку под плуг сажать, и хозяином быть. Ключ от стола, куда клали хлеб и немудреные сладости, был у Пети. «Ну, давай, Петь, неси к чаю конфет», – скажет мама. И он распоряжался. Мама ездила в Москву менять молоко на продукты. До Звенигорода – пешком. А на восьмилетнего весь дом оставался, все дела.

Почему обалдел директор Елисеевского

Мать как-то попросила зайти в сельпо получить талоны на продукты. Зашел. А председатель Мария Матвеевна Курочкина сразу быка за рога: «О! Вы Марии Васильевны сын? Давайте к нам на работу, надо восстанавливать торговлю на селах!» «Да я ж в торговле и не работал никогда», – растерялся Петр.

Но его опять уговорили. Начал восстанавливать магазин в Ивашково, который стоял прямо на берегу Ивашковского пруда. Нашлись и «спонсоры». Хорошо помог в ремонте Петру Степановичу директор фабрики «Свобода». Петр Степанович привозил на лошади хлеб по карточкам, другое что выделяли магазину из продуктов, а также сбрую, колесную мазь, керосин, хомуты, седёлки…

Потихоньку жизнь налаживалась. Сначала отменили карточную систему, потом каждую весну было снижение цен. Магазин у Курочкина содержался в образцовом порядке – не придерешься. Тут уж они с Шурой марку держали! Однажды у него «совершил покупку» директор знаменитого Елисеевского гастронома: отдыхал в Доме отдыха «Кораллово» и для интереса решил, не представляясь, познакомиться с уровнем сельской торговли.

«Взвесьте мне 200 грамм зефира», – обратился он к Петру Степановичу. А тот в белоснежном халате (Шура старалась), в белой шапочке, опрятный, подтянутый. Каждый «зефирчик» взял бумажечкой, все сложил в пакет и вежливо протянул покупателю. Директор Елисеевского только руками всплеснул: «Вот бы мои продавцы посмотрели и поучились. Пойдемте ко мне работать!»

Но не согласился Петр Степанович. На этот раз не удалось его сманить. Родные места крепко держали, да и дел было невпроворот. Как он работает, заметили и земляки. Курочкина избрали членом правления Кубинского сельпо, 25 лет исполнял он это общественное дело. Это он открывал магазины в Сурьмино, в Доме отдыха «Кораллово», в Луцино, строил новый магазин в Ивашково.

Как-то три месяца исполнял обязанности председателя сельпо. Все 20 магазинов заметно поднялись за этот небольшой срок. То тянулись по выполнению плана на 80, хорошо на 90 процентов, а тут вышли на 120, 130!

Приезжает начальство из Центросоюза, из МОСПО, стали уговаривать его на председателя. Но тут восстала Шура: «Ни в коем случае! Три месяца не поймешь, какая у нас пошла жизнь»… И категорически не пустила на высокую должность.

Пороховая бочка под прилавком

Ходил к Петру в гости выпить рюмочку-другую дядя Яков – Яков Иванович Алексашин. Однажды и говорит (а уж года три Курочкин в магазине проработал!): «Слушай, Петь, ты ведь сидишь на пороховой бочке! Я хорошо помню, как немцы через замерзший пруд носили чего-то сюда в подвал. Чего точно, не знаю, но сдается мне, что снаряды». Вот те и раз! Петр Степанович на следующее же утро обратился куда следует. Приехали капитан и два солдата, оторвали половицы, зажгли керосиновую лампу. Капитан полез в подпол и сразу назад: «Здесь все заминировано. Я тут делать ничего не буду, надо специалистов вызывать». И попрощались. Посмотрел Петр Степанович, как пошли они под горку, да и полез сам в подвал с лампой. В трех местах были детонаторы, натянуты проводки. Аккуратно все поснимал, обрезал и обезвредил. Еще раз осмотрел внимательно по всем углам – не спрятано ли еще чего. На другой день приехал «ЗИС» с песком. Четыре дня возили саперы снаряды в овраг и взрывали. Всего в подвале магазина было более 600 мин и снарядов.

Не удержалась, спрашиваю: «Петр Степанович, зачем вы все-таки полезли, потерпели бы уж денек!» «А мало ли! Деревни бы не осталось, всю деревню бы разнесло. Могла бы деревня погибнуть… Пошел на риск. Да хотя нет, не на риск, все же я понимал это дело, разбирался».

Да, без таких, как Петр Курочкин, могла бы погибнуть не только деревня – Россия. Но они есть везде. На них, незаметных, ненавязчивых, поднявших огромные труды, держится наша жизнь. Они есть, конечно, в каждом поколении и благодаря им еще звонко поют петухи по деревням, обязательно обещая рассвет…