Мастер буквы: художник-воин Вадим Лазурский

Вадим Лазурский – график, художник книги и шрифта, каллиграф. Его имя известно всем, кто работает в области графического дизайна, полиграфии и книгоиздания: Вадим Владимирович – создатель широко распространённой гарнитуры Lazurski. Этот шрифт, созданный в конце 50-х – начале 60-х годов, неоднократно награждался международными премиями и считается классикой советского книжного искусства. Малоизвестный факт, что Лазурский был среди тех, кто в Великую Отечественную войну встал на защиту Одинцовской земли. Корреспондент «НЕДЕЛИ» изучила уникальные по содержанию и атмосферности материалы – воспоминания художника о войне, названные им «Путь к книге».

Текст Александра АВРАМЕНКО, фото из книги Вадима Лазурского, Вадима ГУЩИНА и Марии ГОВТВАНЬ

«На роду мне были написаны шрифт и книга…»

Герой нашего рассказа родился в Одессе в 1909 году в профессорской семье. Его отец, специалист по зарубежной литературе, читал детям «Одиссею», произведения Шекспира, Мольера, Сервантеса и других классиков не только на русском, но и на языках оригиналов. Няня из Германии учила детей немецкому языку. Благодаря влиянию мамы – театральной актрисы, в семье было принято художественное чтение. С детства Вадим рисовал афиши для домашних спектаклей, выпускал рукописные журналы и книжки-миниатюры. Книги, музыка и живопись были неотъемлемой частью жизни семьи. Он вспоминает Одессу как город «высокой духовной культуры», средоточие творческой интеллигенции. Лазурские дружили с семьей писателя Бунина, который жил по соседству. Дети занимались в спортивной секции вместе со «Святиком» Рихтером, будущим великим пианистом.

В 1930 году Вадим Лазурский окончил институт по специальности «художник станковой живописи». Переехал в Москву, где познакомился с театральным миром, видел игру К.С. Станиславского, Михаила Чехова, Ольги Книппер, работал в мультипликации, создавал декорации и, наконец, был призван на службу в армию.

Несколько месяцев длилось путешествие новобранцев через всю Россию к месту службы на Дальний Восток. Дикая суровая красота Урала, Байкала, Сибири поражали художника. «Природа Сибири монументальна, – писал он. – Она скупа в красках. Но какой она колорист! Тонкий и грубоватый, монументальный даже в тонкостях, нежный даже в грандиозном. Она не стесняет себя пространствами. Широко набрасывает планы». В Приморье, помимо военного дела, он занимался стройкой казарм, изучал премудрости строительного дела и архитектуру. В своих мемуарах писал, что это очень пригодилось ему впоследствии, ведь искусство шрифта также строится на знании пропорций.

После демобилизации работал во Всесоюзной торговой палате, оформлял стенды для международных выставок, делал рекламные и туристические плакаты, а иногда – этикетки товаров. В это период, благодаря педагогам, в жизни Лазурского сформировался важнейший принцип: нет искусства «высокого» или «низкого», есть только ответственное или поверхностное отношение художника к своей задаче. Итогом такого подхода стало блестящее представление выставочных образцов советской промышленности на международных выставках.

«Открылась бездна…»

Работа оборвалась с началом войны. Лазурский закончил командные курсы и был направлен на защиту западных рубежей столицы. Именно это обстоятельство привело нас к знакомству с именем художника, его судьбой и творчеством. «Наша пулеметная рота расположилась в березовой роще близ деревни Перхушково, – писал лейтенант Лазурский. – Личный состав ее был расквартирован в землянках, а боевой рубеж состоял из деревянно-­земляных огневых точек, дзотов, прикрывавших Можайское шоссе на западной окраине Перхушкова. Это и был мой первый огневой рубеж. Каждое утро я выводил на него двенадцать бойцов своего третьего пулеметного взвода. За время ученья на курсах я очень исхудал. Однажды командир роты, увидев меня, худого как жердь, шествующего впереди своего взвода (взвод растянулся длинной цепочкой и тащил на себе пулеметы и боеприпасы), воскликнул в сердцах: «Христос со своими апостолами!» У старшего лейтенанта были все основания относиться ко мне саркастически. У меня «не было командного языка», я обращался к бойцам только на вы, как это и полагается по уставу, говорил им «спасибо» и «пожалуйста», читал им на сон грядущий отрывки из «Войны и мира» Толстого и не успел еще приобрести того бравого вида, который должен отличать настоящего строевого командира».

Позже Лазурский чертил схемы укрепрайонов для штабов, служил переводчиком, занимался аналитикой собранных данных для разведки. Пережил свой «Аустерлиц», который описал строками Ломоносова:

Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.

«Всю глубину этих ломоносовских строк я оценил во время войны, – писал Лазурский, – лежа однажды ничком в высокой траве под артиллерийским обстрелом, застигшим меня среди бела дня, в чистом поле, на ровном, как стол, месте, где не было ни канавки, ни ложбинки, ни воронки от разорвавшегося раньше снаряда, в которой можно было бы укрыться от смерти…»

«Гарнитура Лазурского»

После демобилизации в 1946 году долгое время не мог вернуться к работе, не находил себя. «Когда война закончилась, мне казалось, что я никогда не смогу ни о чем другом думать, вспоминать, рассказывать и писать, как только о пережитом в бесконечно тянувшиеся годы войны. Но вот прошло сорок лет со времени героических боев за Москву и, если не считать пачки писем с фронта, об этих тяжелых годах я не написал ни строчки».

В 1950-е годы он занимался проектированием книг, что сегодня называлось бы дизайном. Продолжал исследование шрифтов, начатое до войны, восклицая: «Как часто, сидя где-нибудь в сыром блиндаже под Витебском или Оршей, или лежа в госпитале в Восточной Пруссии, или тоскуя по Москве в разрушенном Кенигсберге, где закончилась для меня война, я мечтал о продолжении этой работы!»

В 1957—1961 годах, выполняя заказ Отдела новых шрифтов НИИ полиграфического машиностроения, Лазурский разработал шрифт, навсегда вписавший его имя в историю книжной графики. Шрифт предназначался для набора художественной литературы и изданий по искусству. Создавая гарнитуру, художник изучал итальянские шрифты эпохи Возрождения и кириллические шрифты XVIII века. Шрифт был отрисован в десятках алфавитов: русском, латинском, языках союзных республик, наклонном, жирном и других. Гарнитура стала вершиной творческого пути художника, настоящим произведением искусства, получившим множество наград на советских и международных выставках. В 1959 году шрифт Лазурского был удостоен Золотой медали Международной выставки искусства книги в Лейпциге.

К слову, книга воспоминаний Лазурского напечатана его собственным шрифтом, как и большинство книг по искусству того времени. Вадим Владимирович называл создателей шрифтов «мастерами доброй пропорции», утверждал, что красивый шрифт обязательно должен быть легкочитаемым, а хорошая книга – это всегда результат командной работы авторов и художников, в которой не бывает незначительных мелочей. Поэтому в его воспоминаниях так много имен: родных, педагогов, товарищей, всех солдат его взвода, о каждом из которых он говорит с благодарностью и любовью.